Освенцим глазами освободителей

Василий Яковлевич Петренко, Герой Советского Союза, генерал-лейтенант в отставке, один из освободителей Освенцима

«Меня, не раз видевшего своими глазами гибель людей на фронте, поразила такая невиданная жестокость нацистов к заключенным лагеря, превратившимся в живых скелетов.
Об отношении немцев к евреям я читал в листовках, но в них ничего не говорилось об уничтожении детей, женщин и стариков. О судьбе евреев Европы я узнал уже в Освенциме. Я приехал туда 29 января 1945 года.   …
В тот день, когда я приехал в Освенцим, там насчитали семь с половиной тысяч оставшихся в живых.
Нормальных людей я не видел. Немцы там оставили немощных, остальных угнали 18 января – всех, кто мог ходить. Больных, ослабевших оставили: как нам сказали – всего было более десяти тысяч. Немногие, те, что могли ходить, убежали, когда наша армия подошла к лагерю. …Я заходил не только в бараки, потрясшие меня своим видом, мне показали также и помещение, где отравляли газом у входа в крематорий. Сам крематорий и газовая камера были взорваны.
Потом я увидел детей… Жуткая картина: вздутые от голода животы, блуждающие глаза; руки как плети, тоненькие ножки; голова огромная, а все остальное как бы не человеческое – как будто пришито. Ребятишки молчали и показывали только номера, вытатуированные на руке.
Слез у этих людей не было. Я видел, они пытаются утереть глаза, а глаза оставались сухими».


Из воспоминаний Ивана Мартынушкина, один из освободителей Освенцима

«Мы до последнего момента не знали, что идем освобождать концлагерь. Мы шли на городок Освенцим, а оказалось, что вся территория вокруг этого польского городка была в лагерях...- рассказывает Иван Мартынушкин, в 1945 году ему 21 год, он старший лейтенант, командир пулеметной роты 322-й стрелковой дивизии.- Я со своей ротой подошел к ограде, но уже стемнело, и мы не пошли на территорию, а заняли какое-то караульное помещение за пределами лагеря. Наверное, там жила лагерная охрана. Помню, там было очень жарко натоплено, мы даже подумали, что немцы приготовили для себя теплое помещение, а тут мы пришли... Батареи были такие горячие, что мы там за ночь полностью просушились: погода была сырая, да еще приходилось по дороге форсировать какие-то речушки. А на следующий день мы начали зачистку вокруг лагеря. Там огромный поселок - Бжезинка, солидные кирпичные дома стояли, и когда мы начали по нему двигаться, нас обстреляли. Не из лагеря. Из какого-то здания 2-3-этажного, казенного, может, это школа была... Мы залегли, дальше продвигаться не стали и связались с командованием: попросили, чтобы по этому зданию ударили артиллерией. Мол, разгромим - и дальше двинемся. А нам вдруг ответили, что артиллерия не ударит, потому что тут лагерь, а в лагере находятся люди, и поэтому мы должны были даже перестрелок избегать, чтобы шальные пули никого случайно не зацепили. И тут мы поняли, что это была за ограда».
...
Вспоминает Иван Мартынушкин: «Было уже светло, когда мы увидели людей за оградой, они вышли из бараков. Мы сначала решили, что это фашисты или охрана лагеря. Но они, видимо, догадались, кто мы, и начали приветствовать нас жестами, что-то кричать. Нас разделяло сплошное ограждение, очень высокое - метра четыре, не меньше, колючей проволоки... Мы вошли в лагерь только к вечеру, только после выполнения своей боевой задачи по очистке местности...
Узники были одеты по-разному: у кого-то только роба, кто-то накинул на робу пальто или какую-то накидку, кто в одеяло кутался... Мы к тому времени уже несколько месяцев шли через Польшу, так что польский язык немного знали. Но те люди, которых мы видели, по-польски не говорили. Кажется, там были венгры. Или венгерские евреи - летом 1944 года в Освенцим привезли несколько сотен евреев из Венгрии. Нельзя сказать, что мы с узниками общались: разговоров не было. Объяснялись в основном жестами: они все время старались нам руки пожать, окружить знаками внимания...
Некоторые держались на ногах, даже были в трудоспособном состоянии, но у всех были черные, изможденные лица. Были и такие, кто не мог подняться: они сидели, прислонившись к стенам барака. Мы и в бараки эти заглянули... Страшное впечатление. Зловоние такое - даже входить туда не хотелось. На нарах лежали люди, которые были не в состоянии подняться и выйти. Воздух и без того жуткий, а к нему еще примешивался какой-то странный запах, может, карболки...
Мы и печи видели, кажется, они были взорваны. Мы тогда не знали о предназначении этих печей, думали, что просто сжигали умерших, чтобы не хоронить... Дело в том, что когда мы шли по Украине, по Польше, то встречали маленькие концлагеря, на несколько сот человек. И в этих лагерях тоже были печи-крематории, в них пепел, кости... Но мы считали, что немцы в таких печах избавлялись от трупов, когда люди сами умирали от истощения, от тяжелой работы... Только потом, когда начался Нюрнбергский процесс, мы поняли, что именно за лагерь мы освободили под Освенцимом».
То, что увидели красноармейцы в Аушвице, потрясло их. Когда стало известно, что под Освенцимом стоит страшный концлагерь, в Аушвиц были направлены корреспонденты дивизионной газеты 38-й армии «За нашу победу!» Ушер Маргулис и Геннадий Савин. «Начальник политотдела сказал, что наша задача - войти в лагерь вместе с наступающими частями, с нами пошла группа разведчиков,- рассказывает Ушер Маргулис.- Мы должны были побеседовать с узниками, сфотографировать печи. Но не все получилось: узники говорили по-французски, мы только обменялись с ними несколькими словами по-польски и по-немецки. Печи оказались взорваны немцами. Но мы встретили женщину в полосатой одежде, она оказалась полькой - а я знал польский язык,- и женщина согласилась показать нам лагерь. С ней мы вошли в кирпичное здание, двух- или трехэтажное, и заглянули в комнаты, двери были не заперты. В первой комнате была целая гора детской одежды: пальтишки, брючки, курточки, кофточки. Многие с пятнами крови. В другой комнате стояли ящики - обычные, товарные, примерно метр на полтора,- заполненные зубными коронками и золотыми протезами. Вся комната завалена коробками с челюстями. Страшно смотреть было. В третьей комнате были ящики, заполненные состриженными женскими волосами - оказывается, они тоже шли в ход. И напоследок женщина привела нас в комнату, заполненную изящными женскими сумочками, абажурами, бумажниками, кошельками и другими кожаными изделиями. Она сказала: «Все это сделано из человеческой кожи». И тут нас как к полу пригвоздило, мы дар речи потеряли».

Комментариев нет: